«На моих глазах насиловали заключенных лопатой»: Фотограф Лошагин рассказал, как платил начальнику колонии за «сексуальную безопасность»

Виды насилия и пыток

В списке возможного физического насилия – избиение резиновыми дубинками по пяткам (чтобы не оставалось следов). Системная мера за провинность – карцер с холодным полом и отсутствием матрацев.

Сексуальные издевательства приветствовали надзиратели или сотрудники управления колонии. Факт изнасилования в женской колонии редко можно доказать, а еще реже – вынести за пределы зоны. Подобные унижения направлены на уничтожение личности и нанесения психологической травмы.

В числе частых сексуальных пыток:

1. «полет ласточки» — руки и ноги приковывали наручниками к кровати;
2. подвешивание и связывание рук за спиной (анальный контакт);
3. преднамеренное удушение (БДСМ-элемент).

Ранее узниц насиловали в карцерах, а в случае беременности – самостоятельно делали аборт. Также были распространены групповые оргии, сегодня произвол надзирателей постепенно прекращается.

Рядом со мной драил полы Амеба.

Я видел, как он поднял с пола огрызок хлеба и спрятал в карман. Он потихоньку щипал его и украдкой ел. Амеба даже не ел, а глотал, так как хлеб был мокрый. Мы старались изо всех сил, но уборка продвигалась мало. Слишком огромная была столовка. Тогда бугор стал бить нас палкой по скрюченным спинам. — Живо, живо, живее уберете, быстрее отдыхать отправитесь. Мы зашевелились еще быстрее. Наконец порядок наведен. Мы потянулись в отряд. Я не чувствовал ног и сильно болела спина. У Амебы были мокрые штаны, он ползал на четвереньках и они намокли. Зона давно спала. А нам хотелось упасть на землю и спать, не доходя до корпуса.

Читайте также:  Незаконное обогащение и мошенничество в статье 159 УК РФ с комментариями

Порядки в колониях

Среди заключенных-женщин практически нет той категории, которую будут целенаправленно гнобить и прессовать. Отношение зависит только от личностных качеств и силы характера. Изгоев на женской зоне просто сторонятся. Чаще всего презирают героинщиц – наркоманок с большим стажем. Расплачиваются за совершенный проступок также детоубийцы – это изначально изгои, которые подвергаются регулярным избиениям.

В список презираемых также:

1. осужденные с диагнозом ВИЧ;
2. женщины с венерическими или онкологическими патологиями.

В камерах поселения женщины стараются жить «семьями» — завести подруг по несчастью и сформировать собственную группировку. Это не является предпосылками лесбиянства – «семьей» легче выживать в условиях зоны.

Если женщина не выполняет план производства (не умеет шить, не успевает выполнить норму), в конце рабочего дня ее ждут побои от сокамерниц и конвоя.

Администрация колоний не вмешивается в дела заключенных и не принимает никаких мер по предотвращению драк между узницами. А женщины, которые совершили экономические преступления, часто пытаются «развести на деньги» сами сотрудники тюрьмы.

СИЗО

После подачи заявления начинается процесс привлечения виновного к ответственности. С учетом тяжести преступления, обвиняемый может дожидаться суда дома или в следственном изоляторе.

В СИЗО обвиняемого по статьям о насилии обязаны определить в отдельную камеру для более удобной работы органов защиты и прокуратуры. Но на практике «статусного» не принято изолировать, чтобы он с большим рвением мог учувствовать в проведении следственной работы и стал сотрудничать. Поэтому осужденного сажают в общую камеру, где он проходит «обучение», то есть там его просто избивают.

Как вести себя в первый раз?

Основное правило поведения – вести себя естественно, «не быковать» и не нарываться на неприятности. В женской колонии особо ценится сила духа, стойкость, умение общаться и строить взаимоотношения.

Если вы не знаете, куда присесть – обязательно спрашивайте. Передвигать или трогать чужие вещи категорически запрещается. Не стоит замыкаться в себе и отгораживаться от коллектива – это грозит драками.

Распахивать душу и делиться со всеми проблемами нельзя. Золотое правило зоны – меньше говори, больше слушай. Темы на сексуальную тематику лучше не затрагивать (оральный секс может стать поводом для изгнания из коллектива). Важно не забывать о гигиене: мыло в женской колонии ценится больше чая и сигарет в мужской (об особенностях выживания новичку в мужской тюрьме рассказывалось здесь).

Существует ли проблема?

К несчастью, сексуальное насилие в женских тюрьмах распространено очень широко. Речь идёт не только о принуждении к однополым сексуальным связям со стороны «авторитетных» заключённых, но и насилие сотрудников администрации колонии. Есть факты избиения заключённых, а также сексуального насилия, в том числе в извращённой форме.

Причины и цели таких действий различны:

• Удовлетворение садистских наклонностей.
• Унижение и подчинение человека.
• Вымогательство денег.

В последнем случае процесс изнасилования снимают на видео и высылают родственникам жертвы, с требованием прислать деньги, если они не хотят повторения произошедшего.

Как проходит досмотр?

Досмотр (или шмон) предполагает выявление тюремщиками запрещенных вещей и их дальнейшее изымание. В женских колониях эта процедура происходит со значительной долей унижения: узницу могут заставить раздеться догола, искать во рту и в волосах. Каждый шок одежды прощупывается шмонщиком. Подразделяется досмотр на:

Читайте также:  Как определить размер ущерба. порядок его взыскания

• легкий (проход через рамку, проверка карманов);
• глубокий (полное раздевание);
• плановый (2-3 раза в месяц);
• внеплановый (в любой момент).

Чаще всего досмотр устраивают по приходу с прогулки (или со смены), перед встречей со следователем или адвокатом.

«Низшая каста на зоне состоит из насильников»: исповедь осужденного журналиста

За почти сто лет существования «Московского комсомольца» кто только не работал в нашей газете!

Трудились (и трудятся, кстати) химики, геологи, художники, в конце концов, вообще люди без высшего образования…

Были даже те, кто в силу особенностей государственного строя прямо из редакции отправлялся под арест, а потом в места не столь отдаленные. Есть и такие, кого, когда власть стала полиберальнее, приговаривали к обязательным работам по месту службы.

И это неудивительно — двери «МК» всегда открыты для тех, у кого есть талант и желание рассказывать людям все самое важное и интересное. А судимость — при наших-то законах и законниках — понятие относительное.

Поэтому, когда автор сегодняшнего материала год назад пришел к нам и сказал: «Хочу у вас работать, но честно признаюсь: я осужден, по приговору суда», — мы не замахали руками в ужасе и не послали его туда, откуда он, собственно, и прибыл. А предложили попробовать.

Начало. Свобода

Я пишу эти строки 13 сентября. Сегодня 1 год и 4 месяца моему старшему ребенку — сыну Климу.

И сегодня ровно неделя, как я свободный человек.

Для кого-то свобода — это позволить себе коктейль в пятничном баре, кто-то посчитает себя свободным, вырвавшись зимой туда, где тепло и солнечно. А для меня свобода — это возможность быть с теми, кто дорог, делать то, что нравится.

Совсем недавно я был лишен этого.

Мне было суждено родиться в Средней Азии и попасть в Россию в статусе беженца. Моя семья — мама и ее брат с родными — обосновались в Саратовской области. Промышленный городок радушно принял в свои объятия моего дядьку, ученого-физика, и недавно освоившую профессию корректора мать. Мама вычитывала газету в местном медиахолдинге, что и послужило ориентиром для меня при выборе профессии.

Далекий 2008 год. Стоп-кадр из сюжета на местном телевидении в Балакове.

С раннего детства я наблюдал, как верстаются полосы и монтируются сюжеты. Стал редактором школьной газеты, победил в нескольких детских конкурсах, а на лето устроился на телевидение. Вполне сносно сдав экзамены, в 2009 году я отправился покорять столицу. Параллельно работал где только мог: курьером, продавцом сим-карт и суши, даже угораздило попасть к гадалке в помощники.

Летом 2011 года я встретил свою любовь в оздоровительном лагере в Подмосковье. Меня поставили на сложный отряд — детей из интерната из Архангельской области, в котором самые старшие ребята уже имели судимости, хотя были всего на год младше меня. Там же, но в совершенно контрастном отряде, где дети из Москвы обучались английскому языку, работала вожатой моя будущая жена Маша.

Читайте также:  Привлечение к уголовной ответственности юридических лиц в России

Маша поступила в университет, мы встречались и все больше влюблялись друг в друга. Мы задумали вместе оставить учебу в Москве и улететь в Китай. Хотели учиться в Харбинском университете и уже даже получили оттуда приглашения, но свершиться всему этому было не суждено. Меня арестовали.

Арест

Все началось с того, что одного из моих старших товарищей-земляков «приняли» за распространение наркотиков в Калужской области. Этот парень — творческий человек, в нашем городе играл в популярной группе. К слову, даже сейчас, находясь за решеткой, он стал финалистом конкурса для заключенных со всей страны «Калина красная», главным призом которого является освобождение.

О его пагубных увлечениях я знал, даже видел, как приятель вместе со своей девушкой, наркоманкой со стажем (она сама хвасталась, что почти все зубы у нее во рту вставные, выпали от «химии»), курили гашиш. Мне было совершенно без разницы, я считал, что это их жизнь и их здоровье. Так что арест приятеля не был неожиданностью — его схватили при сбыте нескольких сот граммов дури.

Через некоторое время его девушка попросила меня съездить к следователю и забрать его машину и личные вещи. Я отправился в соседнюю область: в конце концов это и мой друг тоже. Под расписку мне выдали его «Жигули» и пакет с изъятыми у него гаджетами и личными вещами.

По пути авто несколько раз ломалось и приходилось его ремонтировать. Вечером я приехал на встречу с девушкой друга в здание кинотеатра на северо-востоке Москвы. Она сразу протянула мне деньги, сказав, что это оплата расходов на ремонт машины, и я сунул их в карман, передав ключи и пакет с вещами. И отправился на выход.

Откуда ни возьмись у меня на пути возникли двое мужчин с корочками. Все вместе мы прошли в подсобку, где при двух понятых сомнительного вида мне заявили, что я подозреваюсь в сбыте наркотиков, а в переданных мною вещах обнаружены запрещенные вещества. Из кармана вытащили меченые купюры.

После суток в «обезьяннике» меня арестовали на два месяца и на воронке доставили в СИЗО.

СМС, которую прислала «закупщица» через неделю после моего задержания.

Три дня карантина

Как известно, первое впечатление самое яркое. Наверное, поэтому многие, кто попадает за решетку, после 1–2 суток выдавят из себя: «Жить можно». Ведь сначала вы оказываетесь на карантине, во вполне приемлемых условиях.

Трехдневный карантин я провел в одной камере с таджиком-взяткодателем. Азиат работал таксистом и хотел дать «на лапу» гаишнику 300 рублей, а дорожный полицейский его задержал. Сокамерник вел себя очень тихо и почти все время судорожно вспоминал, как делать намаз. Вообще в МЛС (места лишения свободы) существует много шуток на тему, как люди, далекие от веры, сразу начинают тянуться к Богу.

Первые сутки в камере мне не давали покоя постоянные стуки, крики вокруг. Галлюцинации? Но вскоре я и мой товарищ по несчастью поняли, что достучаться пытаются до нас. Начали отвечать.

Нам было велено открыть окна. Одну форточку мы отворили без проблем, а до второй дотянуться руками было невозможно — мешала решетка. Но коллективный разум — великая вещь: ближе к концу второго дня мы додумались расплавить свои зубные щетки и сварить из них «удочку». Этим приспособлением удалось распахнуть второе окно. Голос откуда-то сверху горячо поприветствовал нас: «АУЕ, родня, жизнь ворам!».

Наверное, тогда-то я и понял, что попал сюда всерьез и надолго.

СИЗО

Спустя три дня меня вызвали на допрос. Старший «кум» (так в МЛС называют оперуполномоченных) задал пару общих вопросов и один обязательный: есть ли мне что скрывать. Я уверенно ответил, что врагов у меня нет, ориентация у меня нормальная, да и вообще рассчитываю освободиться через пару месяцев. Сотрудник беззлобно посмеялся над моим оптимизмом, но распределил меня в одну из самых приличных камер.

Существует практика не содержать коммерсантов и чиновников с убийцами и разбойниками. Поэтому обвиняемые в мошенничестве, взяточничестве обычно сидят друг с другом, и к ним подсаживают наиболее безопасный с точки зрения членовредительства спецконтингент — наркоманов и наркоторговцев.

И правда, на меня никто не нападал. Даже полотенце под ноги не бросили. Да, раньше существовал такой способ проверки (сейчас его используют разве что малолетки): новенькому бросают под ноги чистое полотенце, и если он поднимает его, к нему начинают цепляться. Единственно верное решение — вытереть об него ноги.

Мошенники, коммерсанты и чиновники держались сплоченно и особняком. Большинство из них сидели вместе уже около года и явно обжились в СИЗО. В камере были большие запасы различной еды, была связь, сотрудники редко приходили с обысками, устоявшийся состав никто не тасовал и особого перегруза никогда не было (максимум 16 человек на 12 шконок).

Днем жизнь в изоляторе скучна и однообразна. Но если вы полагаете, что ночью в СИЗО все спят, — это глубокое заблуждение. После отбоя начинается оживленная беседа «на дороге».

Как это выглядит?

При помощи самодельных удочек заключенные затаскивают в свои камеры через окна «коней» (канаты, сплетенные из простыней), к которым привязаны карманы (обычно носки). В них и кладут малявы, запреты и воровские прогоны (указания). Вот такая связь между заключенными.

Стоять «на дороге» — дело очень ответственное, ведь помимо технического поддержания связи (плетения «коней», своевременной наладки) нужно знать все закодированные сигналы. Например, определенная последовательность постукиваний по батарее означает, что идет обыск, и если вовремя не среагировать и не передать другим, то можно подставить людей, которые звонят в это время родным или адвокату. Ведь пришедшие неожиданно сотрудники отберут мобильник, а он в СИЗО стоит где-то в 4 раза дороже, чем на воле.

«Дорога» — это обычно первая ступень, лифт в воровской мир. Но с точки зрения моих сокамерников, это занятие было абсолютно бессмысленное. Кому из взрослых, состоявшихся мужчин охота не спать ночью и плести канаты?

Читайте также:  Ответственность за нарушение санитарно эпидемиологических правил по статье 236 УК РФ

Со мной сидели высокопоставленные сотрудники транспортных компаний, различных министерств и департаментов, бизнесмены и банкиры. Многие из сокамерников имели юридическое образование. Один из этих людей, взявший шефство надо мной, был известен на весь СИЗО тем, что очень успешно составлял жалобы и консультировал арестантов в юридических вопросах. Примерно как герой Тима Роббинса в «Побеге из Шоушенка».

Фото на память. Со «смотрящим» на его нижней «шконке».

Суд

Второй колоссальный шок для любого заключенного — начало судебного процесса. Честно говоря, я не поверил, что можно так ужасно организовать процесс доставки в храм правосудия.

Процедура выезда на судебное заседание выглядит примерно так. Около 6.00 тебя выводят из камеры и отводят на сборку — в камеру площадью около 25 «квадратов» на первом этаже, куда сводят всех участников процессов.

Впервые оказавшись там в час пик, я невольно вспомнил исторические фильмы о работорговле — впечатление, будто ты в трюме на галере. Таких сборок всего несколько штук, одна из которых занята обычно теми, кого нельзя перемешивать с общей массой, а другие набиваются до отказа. Так, в одной комнате можно было насчитать до 50 человек, 45 из которых курят.

Чадящая гогочащая масса стоит на ногах около трех часов. Потом всех набивают до отказа в тесные автозаки и развозят по судам. День заканчивается в таком же порядке, и приехавшие с судов, где в лучшем случае им удалось поспать на узкой лавке, поднимаются в свои камеры так же организованно около часа ночи. А ведь многие ездят на заседания ежедневно!

Защитница на пальцах мне разложила, что если я не признаю вину, то получу минимум восемь лет. Вероятность, что я докажу свою невиновность потом, очень мала, и это будет зависеть больше от процессуальных моментов, а не от материалов.

Она предложила мне сознаться в преступлении и уповать на милость судьи, на то, что он принял во внимание все наши доказательства, на то, что, в конце концов, на дворе конец декабря и незакрытое дело никто не хочет переносить на следующий год. И она была права! Я доверился и скрепя сердце выдавил из себя, что признаю свою вину. Прокурор запросил 8 лет, а приговор — 4 года строгого режима. Половина от низшего предела наказания!

Я до сих пор благодарен этому судье — его фамилия Половников, и, будучи в суде уже по заданию редакции, я хотел найти его, но выяснилось, что он там уже не работает. Благодаря его человечности надо мной не возобладала слепая ненависть к системе, как это случилось у многих других, попавших в беду. Когда я счастливый (да, именно счастливый, потому что был настроен на восьмерку) вернулся в СИЗО, весть о приговоре распространилась по всем камерам — это была сенсация.

Через пару недель меня отправили на этап. Через некоторых арестантов я слышал, что вопрос с направлением в конкретный лагерь решался за 200 тысяч рублей.

Замечу, в СИЗО продается и покупается абсолютно все. Кластер адвокатов, правозащитников, экспертов, общественных организаций, сотрудников ФСИН, зэков представляет собой механизм, способный в самые кратчайшие сроки обобрать до нитки самого обеспеченного арестанта вместе со всеми его родственниками и друзьями. Но для меня запрошенная сумма оказалась неподъемной.

Этап

По прописке меня направили отбывать наказание в Саратовскую область. Самый запомнившийся момент из поездки в колонию — погрузка и выгрузка. Автозак доставляет осужденных на вокзал, где их под конвоем, в наручниках ведут к «столыпинскому» вагону, «пристегнутому» к рейсовому составу с обычными пассажирами.

Шагая по платформе после месяцев существования на одном «квадрате» с ротой мужиков, ловишь себя на мысли, что ощущения эти непередаваемые. А встреча «столыпинского» вагона — о, это совсем другое кино. Зэков в телогрейках (без одежды установленного образца никого не отправляют) ставят на перроне под автоматы и травят собаками, а из вагона до перрона нужно бежать бегом и садиться на корточки в рядок перед автоматчиками. Все потому, что это самый опасный промежуток пути — по статистике, во время этапа при выгрузке из вагонов происходит самое большое количество попыток бегства.

Досмотр в пути, на пересылке — шок похлеще дороги в суд. Всех заставляли приседать, непонравившиеся вещи резали, ломали сигареты, вскрывали даже прозрачные упаковки с пищей и просто бросали на пол. Тех, кто пытался как-то отстоять свое, отводили в каптерку, избивали деревянными киянками, которые есть «на вооружении» у всех сотрудников отдела безопасности. С помощью них обээшники во время проверок проверяют целостность решеток. Подпиленные прутья под ударами деревянных молотков ломаются. Профилактика побегов, ничего не попишешь!

Колония. Карантин

Многие, кто томится годами под следствием и судами, очень ждут своего этапа, ведь колония — это как минимум возможность видеть небо не в клеточку. Не скрою, и я ждал, когда покину СИЗО. Но, переступив порог зоны, я задумался: а может, в изоляторе было не так плохо?

В первую очередь всех вновь прибывших ведут в карантинный туалет, где заставляют надеть красную повязку: осужденный фотографирует тебя «на память». Это делается для того, чтобы, если зэк все-таки решится строить карьеру в воровской среде, можно было его поставить на место этим снимком, так как ношение повязки несовместимо со стремлением к криминальному миру.

Особо упертых заставляют взять в руки тряпку и хотя бы раз дотронуться до туалета. С гигиенической точки зрения это совершенно безопасно — чище, чем в карантине, бывает не в каждой больнице. Смысл в другом: подавить морально и на корню отрезать осужденному путь к воровским традициям.

Из моего этапа все три человека, включая меня, требования выполнили и оказались в кубрике (комнате), где с нами продолжили работать осужденные — завхоз и дневальные карантина.

Они подряд подсовывали нам психологические тесты с готовыми ответами, анкеты, заявления на вступления в различные секции (например, СДП — секция дисциплины и порядка, в криминальном мире категорически не рекомендуется состоять в таких организациях и уж тем более потворствовать администрации в установлении режима), различные расписки на подпись, а когда кто-то из нас начинал вчитываться, поднимали голос и всячески торопили нас.

Был среди этих бумажек и самый страшный документ — что я предупрежден о том, что в случае попытки побега в мою сторону будет открыт огонь на поражение.

Дрожащей рукой я поставил закорючку и отправился чистить во двор снег. И так две недели — безостановочные уборки в бараке и на территории, чистка на кухне картошки и сон без задних ног. Ах да, еще за это время нужно было выучить гимн России, который спустя 14 дней принимал, как экзамен, офицер, который выпустил нас в зону.

Зона

Покинув карантин, мы почувствовали облегчение — нас направили в переходный барак. Этот барак также был во власти завхоза и дневальных — активистов лагеря. В нем жили те, кто провинился и был на время переслан в этот отряд, те, кто не нашел себе места в зоне, и такие, как мы, — те, кто прибыл недавно.

Что касается тех, кто работает в этих двух отрядах, то в большинстве своем это совершенно пропащие люди. Только при мне одного из них резали, многие из предшественников погибли на воле, а тем, кто работал одновременно со мной, с воли в качестве посылок присылали похоронные венки. Эти люди, имея власть в отряде, стараются усложнить жизнь другим, морально давят окружающих, а тех, с кем не могут справиться, сдают администрации.

Нам, новичкам, несколько раз объясняли, как попасть в актив, куда идти работать, чтобы остаться нормальными мужиками. Тут-то я и вспоминал слова своих первых сокамерников: в тюрьме ты никому ничего не должен. Не будешь следовать этому завету — пропадешь.

За день до того, как всех распределили на швейное производство, ко мне пришел начальник оперативного отдела. Для беседы нам любезно предоставил свой личный кабинет с DVD-плеером и обогревателем завхоз переходного барака.

Я внимательно выслушал опера, который предложил пойти работать к нему. Моим единственным условием было то, что я не буду ни на кого стучать, а вот технические задания (в отдел требовался дневальный для работы на компьютере) я выполнять готов, и мне безразлично, что скажут другие зэки.

Так я оказался в самом секретном и самом страшном месте колонии. Когда кого-то из зэков вызывали в кабинет моего начальника, то они обычно ходили перед этим в туалет, так как визит мог закончиться попаданием на больничную койку. В мои обязанности входила подготовка отчетов — месячных, квартальных и годовых, — ведение документации по зэкам, состоящим на профилактических учетах, и многое-многое другое. Работы было очень много, но в свободное время я мог смотреть кино на компьютере. А главное — все сотрудники меня знали, я был за своего.

Еще одним, самым приятным бонусом было то, что я регулярно получал поощрения за свою работу и моя Маша могла приезжать ко мне на длительные свидания (3 суток) чаще: вместо 4 раз в год — 6 раз. В первую же встречу — это было короткое четырехчасовое свидание — я сделал ей предложение, и она согласилась.

На длительном свидании мы сыграли свадьбу. Приехала сотрудница местного загса, Маша привезла мне пиджак, рубашку, брюки и туфли. И под заранее подготовленную запись марша Мендельсона на DVD-плеере мы обменялись кольцами.

14.03.2014. Свадьба в колонии строгого режима.

Однажды случилось ЧП: я отдал свой лимит на посылку одному из блатных и, когда ему привезли ящик банок с тушенкой, их вскрыли при получении, чтобы проверить на наличие запрещенных предметов. Причем вскрыли все банки, желая насолить получателю. Тот отказался забирать по сути испорченную посылку и позвонил адвокату, чтобы тот готовил жалобу. Но формально за получение посылки должен был расписываться я, и сотрудники принесли мне карточку на подпись. Есть автограф — всё, посылка получена, претензии не принимаются. Так поступить я не мог. Из-за этого меня выгнали из оперотдела, и завхоз одного из бараков забрал меня к себе в отряд.

И снова привычная картинка поменялась. Вокруг меня ходили зэки в спортивной одежде, а не в форме установленного образца, как я привык. У многих были телефоны и Интернет, в бараке был дневной сон.

Но были здесь и те, у кого жизнь превратилась в один сплошной ад. Те, кто словно провалился на сотни лет назад, в рабовладельческий строй или каменный век. Эта низшая каста состоит в основном из насильников и педофилов.

Они настолько опустились, что едят из мусорных куч, голыми руками протирают туалеты, которыми пользуется по 50–100 мужчин, содержащихся в отряде. Их не признают за людей, и большую часть времени эти люди проводят именно в туалете. Никто не спорит, преступления, совершенные ими, чудовищны. И наверное, смерть была бы для них избавлением.

Следующий год прошел легче. Я приобщился к спорту и стал заниматься тяжелой атлетикой, я стал много читать и даже научился играть пару песен на гитаре. Мне удалось бросить курить и полностью исключить из своего лексикона матерные слова.

В колонии я научился играть на гитаре.

Читайте также:  Советы адвоката: как вести себя если задержали за хранение конопли

А еще через некоторое время, когда я уже отсидел 2 года и 11 месяцев, суд заменил мне неотбытый год 14 месяцами исправительных работ, но уже на воле. Радости не было предела, так как на такое смягчение суды идут крайне редко. Обычно единственная поблажка — это условно-досрочное освобождение, а мне, как осужденному по «наркотической» статье, еще не подошел срок подачи прошения об УДО. Получить положительную характеристику помогли сотрудники колонии. Кстати, через несколько месяцев после моего освобождения их арестовали и посадили за те самые жестокие приемы этапов.

***

Так, вырвавшись из этого ужасного места, я попал к тем, с кем хочу быть, и начал заниматься тем, что мне по душе. Я остался в родном Балакове, жена приехала ко мне. Я сразу же начал писать в местную газету, встал на учет в уголовно-исполнительной инспекции. Осуществил несколько успешных проектов для своего издания, вступил в ряды Союза журналистов России.

А потом мы с женой решили ехать в Москву. 13 мая 2020 года у меня родился сын. Я устроился рекламным агентом в фирму, где проходил исправительные работы, ежемесячно отчисляя 15% в доход государства.

Однажды в соцсетях я набрел на страницу правозащитницы Евы Меркачёвой. Именно о ней в местах лишения свободы слагают легенды, говоря, что она одна из немногих, кто читает и отвечает на обращения из тюрьмы и прислушивается к человеку вне зависимости от его статуса. А еще через некоторое время увидел пост Евы о том, что в «МК» требуется репортер криминальной хроники. Так все и сложилось. Раз вы читаете эти строки, значит, «Московский комсомолец» меня принял, и, надеюсь, не пожалел.

В конце июля супруга родила мне дочь. А неделю назад у меня истек основной срок, и теперь я буду подавать ходатайство на досрочное погашение судимости, как законопослушный гражданин, который старается приносить пользу обществу. Очень хочется сказать всем тем, кто остался по ту сторону тюремной решетки: все зависит только от вас самих. Обстоятельства и предрассудки расступятся перед желанием и упорством, а клеймо сотрется временем и добрыми делами.

Условия в камерах

Живут узницы в постоянных камерах – это своеобразный «дом» на весь период отбывания срока. То, как она выглядит внутри, зависит от руководства и его намерения создать минимальные комфортные условия. Пригодной и отвечающей стандартам можно назвать следующую камеру:

1. спальные места на каждую проживающую узницу;
2. отдельное место для приема пищи;
3. действующий санузел (туалет, место для умывания).

Численность проживающих в 1 камере варьируется от 10 до 40 человек (на 1 человека 4 кв.м.). Женские камеры на 40 и больше узниц имеют отдельную душевую и кухню. Дежурства и уборка проводится 2 раза в сутки (не принимают участие те, кто сидит больше года).

О том, как выглядят камеры в тюрьмах России, можно узнать в этом материале, а о видах российских тюрем мы рассказывали здесь.

Жизнь в заключении является сложной и имеет массу особенностей. На нашем сайте вы найдете много полезных статей на эту тему:

• Откровенно о видах насилия в тюрьмах.
• Отмечают ли заключенные Новый год и каким образом?
• Как и чем кормят в местах лишения свободы?
• Что такое ШИЗО и каковы его условия?
• Передачи в тюрьму: что можно передавать заключенным, а что запрещено?

Женская тюрьма – особое место, где законы и правила свободной жизни теряют смысл и проявляются в другом контексте. Побои и сексуальные издевательства – девушки чаще подвергаются пыткам со стороны сотрудников лагеря в тюремной жизни в России. Чаще всего сексуальные изощрения остаются безнаказанными.

Тюрьма – это жизнь

Неважно, за что человека осудили, в тюрьме сидят просто люди. Каждый из них – со своим сроком и бедой. Судить о местах заключения по фильмам и книгам нельзя. Среди преступников хватает и нормальных людей, и не очень, все как в жизни. Единственным предостережением может быть только одно: не доверять никому. «Добрых» там нет. Если кто-то вдруг начал заботиться о вашем самочувствии, то это подвох. Близкой дружбы заводить ни с кем нельзя. Во-первых, приятельские отношения с новенькими заводят, чтобы потом подставить, во-вторых, если «друга» опустят, то вас тоже за компанию.

Что в тюрьме с насильниками делают, точно может ответить только тот, кто отбывал наказание. Но такие люди обычно не ведут блоги и не пишут статьи, не любят откровенничать. Поэтому приходится доверять устным рассказам через вторые руки.